Неточные совпадения
И, вспомнив о том, что он забыл поклониться товарищам Облонского, только когда он был уже в
дверях, Левин вышел из
кабинета.
Он не раздеваясь ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одною лампой столовой, по ковру темной гостиной, в которой свет отражался только на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и чрез ее
кабинет, где горели две свечи, освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые, давно близко знакомые ему безделушки ее письменного стола. Чрез ее комнату он доходил до
двери спальни и опять поворачивался.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день было то же, и доктора сказали, что есть надежда. В этот день Алексей Александрович вышел в
кабинет, где сидел Вронский, и, заперев
дверь, сел против него.
В передней не дали даже и опомниться ему. «Ступайте! вас князь уже ждет», — сказал дежурный чиновник. Перед ним, как в тумане, мелькнула передняя с курьерами, принимавшими пакеты, потом зала, через которую он прошел, думая только: «Вот как схватит, да без суда, без всего, прямо в Сибирь!» Сердце его забилось с такой силою, с какой не бьется даже у наиревнивейшего любовника. Наконец растворилась пред ним
дверь: предстал
кабинет, с портфелями, шкафами и книгами, и князь гневный, как сам гнев.
Из гостиной отворена <была
дверь в
кабинет хозяина>...
Против меня была
дверь в
кабинет, и я видел, как туда вошли Яков и еще какие-то люди в кафтанах и с бородами.
В первый раз вошла (я, знаете, устал: похоронная служба, со святыми упокой, потом лития, закуска, — наконец-то в
кабинете один остался, закурил сигару, задумался), вошла в
дверь: «А вы, говорит, Аркадий Иванович, сегодня за хлопотами и забыли в столовой часы завести».
Кабинет Карандышева. Комната, меблированная с претензиями, но без вкуса; на одной стене прибит над диваном ковер, на котором развешано оружие. Три
двери: одна посредине, две по бокам.
Оставив Николая Петровича в
кабинете, он отправился по коридору, отделявшему переднюю часть дома от задней, и, поравнявшись с низенькою
дверью, остановился в раздумье, подергал себе усы и постучался в нее.
— A вот и дождались, сударыня, — подхватил Василий Иванович. — Танюшка, — обратился он к босоногой девочке лет тринадцати, в ярко-красном ситцевом платье, пугливо выглядывавшей из-за
двери, — принеси барыне стакан воды — на подносе, слышишь?.. а вас, господа, — прибавил он с какою-то старомодною игривостью, — позвольте попросить в
кабинет к отставному ветерану.
Она взвизгивала все более пронзительно. Самгин, не сказав ни слова, круто повернулся спиною к ней и ушел в
кабинет, заперев за собою
дверь. Зажигая свечу на столе, он взвешивал, насколько тяжело оскорбил его бешеный натиск Варвары. Сел к столу и, крепко растирая щеки ладонями, думал...
Самгин отшатнулся от печки и ушел в
кабинет, плотно прикрыв
дверь за собою.
Говоря, он чертил вставкой для пера восьмерки по клеенке, похожей на географическую карту, и прислушивался к шороху за
дверями в
кабинет редактора, там как будто кошка играла бумагой.
Не желая видеть этих людей, он прошел в
кабинет свой, прилег там на диван, но
дверь в столовую была не плотно прикрыта, и он хорошо слышал беседу старого народника с письмоводителем.
— Затвори
дверь ко мне в
кабинет, — приказывал он.
Она убежала, отвратительно громко хлопнув
дверью спальни, а Самгин быстро прошел в
кабинет, достал из книжного шкафа папку, в которой хранилась коллекция запрещенных открыток, стихов, корректур статей, не пропущенных цензурой. Лично ему все эти бумажки давно уже казались пошленькими и в большинстве бездарными, но они были монетой, на которую он покупал внимание людей, и были ценны тем еще, что дешевизной своей укрепляли его пренебрежение к людям.
Захар начал закупоривать барина в
кабинете; он сначала покрыл его самого и подоткнул одеяло под него, потом опустил шторы, плотно запер все
двери и ушел к себе.
Наконец часу в десятом Захар отворил подносом
дверь в
кабинет, лягнул, по обыкновению, назад ногой, чтоб затворить ее, и, по обыкновению, промахнулся, но удержал, однако ж, поднос: наметался от долговременной практики, да притом знал, что сзади смотрит в
дверь Анисья, и только урони он что-нибудь, она сейчас подскочит и сконфузит его.
В прочих комнатах везде было светло, чисто и свежо. Старые, полинялые занавески исчезли, а окна и
двери гостиной и
кабинета осенялись синими и зелеными драпри и кисейными занавесками с красными фестонами — всё работа рук Агафьи Матвеевны.
Захар, заперев
дверь за Тарантьевым и Алексеевым, когда они ушли, не садился на лежанку, ожидая, что барин сейчас позовет его, потому что слышал, как тот сбирался писать. Но в
кабинете Обломова все было тихо, как в могиле.
В начале пятого часа Захар осторожно, без шума, отпер переднюю и на цыпочках пробрался в свою комнату; там он подошел к
двери барского
кабинета и сначала приложил к ней ухо, потом присел и приставил к замочной скважине глаз.
— Бабушка, Вера приехала! — крикнул он, проходя мимо бабушкиного
кабинета и постучав в
дверь.
Но не успел помощник подойти к
двери в
кабинет, как она сама отворилась, и послышались громкие, оживленные голоса немолодого коренастого человека с красным лицом и с густыми усами, в совершенно новом платье, и самого Фанарина.
Войдя в
кабинет, он защелкнул
дверь, достал из шкапа с бумагами с нижней полки две галтеры (гири) и сделал 20 движений вверх, вперед, вбок и вниз и потом три раза легко присел, держа галтеры над головой.
Надежда Васильевна показала глазами Даниле Семенычу на
дверь, и тот выполз из
кабинета.
Наконец девушка решилась объясниться с отцом. Она надела простенькое коричневое платье и пошла в
кабинет к отцу. По дороге ее встретила Верочка. Надежда Васильевна молча поцеловала сестру и прошла на половину отца; у нее захватило дыхание, когда она взялась за ручку
двери.
— Извините, я оставлю вас на одну минуту, — проговорил он и сейчас же исчез из
кабинета; в полуотворенную
дверь донеслось только, как он быстро скатился вниз по лестнице и обругал по дороге дремавшего Пальку.
— Пожалуйте, Сергей Александрыч, — проговорил Половодов, распахнув
дверь в
кабинет.
Когда они поднялись на вторую площадку лестницы, Половодов повернул к
двери, которая вела в
кабинет хозяина. Из-за этой
двери и неслись крики, как теперь явственно слышал Привалов.
Девушка села на диван и ждала, пока отец, бегая по
кабинету, продолжал неистовствовать, порываясь к
двери, точно он хотел догнать Данилу Семеныча.
Через длинную гостиную с низким потолком и узкими окнами они прошли в
кабинет Бахарева, квадратную угловую комнату, выходившую стеклянной
дверью в столовую, где теперь мелькал белый передник горничной.
Привалов шел за Василием Назарычем через целый ряд небольших комнат, убранных согласно указаниям моды последних дней. Дорогая мягкая мебель, ковры, бронза, шелковые драпировки на окнах и
дверях — все дышало роскошью, которая невольно бросалась в глаза после скромной обстановки
кабинета. В небольшой голубой гостиной стояла новенькая рояль Беккера; это было новинкой для Привалова, и он с любопытством взглянул на кучку нот, лежавших на пюпитре.
Половодов затворил
дверь в
кабинет, раскурил сигару и приготовился слушать дядюшку, которому в глубине души он все-таки не доверял.
В это время
дверь в
кабинет осторожно отворилась, и на пороге показался высокий худой старик лет под пятьдесят; заметив Привалова, старик хотел скрыться, но его остановил голос Веревкина...
Ляховский сидел в старом кожаном кресле, спиной к
дверям, но это не мешало ему видеть всякого входившего в
кабинет — стоило поднять глаза к зеркалу, которое висело против него на стене.
Вечером я сидел в
кабинете и что-то писал. Вдруг я услышал, что
дверь тихонько скрипнула. Я обернулся: на пороге стоял Дерсу. С первого взгляда я увидел, что он хочет меня о чем-то просить. Лицо его выражало смущение и тревогу. Не успел я задать вопрос, как вдруг он опустился на колени и заговорил...
И дом у него старинной постройки; в передней, как следует, пахнет квасом, сальными свечами и кожей; тут же направо буфет с трубками и утиральниками; в столовой фамильные портреты, мухи, большой горшок ерани и кислые фортепьяны; в гостиной три дивана, три стола, два зеркала и сиплые часы, с почерневшей эмалью и бронзовыми, резными стрелками; в
кабинете стол с бумагами, ширмы синеватого цвета с наклеенными картинками, вырезанными из разных сочинений прошедшего столетия, шкафы с вонючими книгами, пауками и черной пылью, пухлое кресло, итальянское окно да наглухо заколоченная
дверь в сад…
— Я буду сидеть в
кабинете, — отвечал он: если что понадобится, вы позовете; и если кто придет, я отворю
дверь, вы не беспокойтесь сама.
Но Маша уж отворяет
дверь, и Лопухов видел от порога, как Вера Павловна промелькнула из его
кабинета в свою комнату, расстроенная, бледная.
Сердце старика закипело, слезы навернулись на глаза, и он дрожащим голосом произнес только: «Ваше высокоблагородие!., сделайте такую божескую милость!..» Минский взглянул на него быстро, вспыхнул, взял его за руку, повел в
кабинет и запер за собою
дверь.
Дача, занимаемая В., была превосходна.
Кабинет, в котором я дожидался, был обширен, высок и au rez-de-chaussee, [в нижнем этаже (фр.).] огромная
дверь вела на террасу и в сад. День был жаркий, из сада пахло деревьями и цветами, дети играли перед домом, звонко смеясь. Богатство, довольство, простор, солнце и тень, цветы и зелень… а в тюрьме-то узко, душно, темно. Не знаю, долго ли я сидел, погруженный в горькие мысли, как вдруг камердинер с каким-то странным одушевлением позвал меня с террасы.
Рядом этих комнат достигалась наконец
дверь, завешенная ковром, которая вела в страшно натопленный
кабинет.
На другой день утром он зашел за Рейхелем, им обоим надобно было идти к Jardin des Plantes; [Ботаническому саду (фр.).] его удивил, несмотря на ранний час, разговор в
кабинете Бакунина; он приотворил
дверь — Прудон и Бакунин сидели на тех же местах, перед потухшим камином, и оканчивали в кратких словах начатый вчера спор.
Одним зимним утром, как-то не в свое время, приехал Сенатор; озабоченный, он скорыми шагами прошел в
кабинет моего отца и запер
дверь, показавши мне рукой, чтоб я остался в зале.
Чинность и тишина росли по мере приближения к
кабинету. Старые горничные, в белых чепцах с широкой оборкой, ходили взад и вперед с какими-то чайничками так тихо, что их шагов не было слышно; иногда появлялся в
дверях какой-нибудь седой слуга в длинном сертуке из толстого синего сукна, но и его шагов также не было слышно, даже свой доклад старшей горничной он делал, шевеля губами без всякого звука.
Дверь его
кабинета при амбаре на Ильинке, запертая для всех, для антикваров всегда была открыта.
Но отец, которому все это и надоело, и мешало, открыл свою
дверь, и оба вошли в
кабинет. Петр без всяких предосторожностей подошел к постели и громко сказал по — польски...
Дверь в
кабинет отворена… не более, чем на ширину волоса, но все же отворена… а всегда он запирался. Дочь с замирающим сердцем подходит к щели. В глубине мерцает лампа, бросающая тусклый свет на окружающие предметы. Девочка стоит у
двери. Войти или не войти? Она тихонько отходит. Но луч света, падающий тонкой нитью на мраморный пол, светил для нее лучом небесной надежды. Она вернулась, почти не зная, что делает, ухватилась руками за половинки приотворенной
двери и… вошла.
Несколько дней, которые у нас провел этот оригинальный больной, вспоминаются мне каким-то кошмаром. Никто в доме ни на минуту не мог забыть о том, что в отцовском
кабинете лежит Дешерт, огромный, страшный и «умирающий». При его грубых окриках мать вздрагивала и бежала сломя голову. Порой, когда крики и стоны смолкали, становилось еще страшнее: из-за запертой
двери доносился богатырский храп. Все ходили на цыпочках, мать высылала нас во двор…
Весь этот вечер проходил оживленно и весело, а для меня в нем осталось несколько мелких, почти ничтожных эпизодов, значение которых выделилось даже не сразу, но которые остались в памяти навсегда. Так, когда играли в прятки, я наткнулся на кого-то из прятавшихся за
дверью в темноватом углу отцовского
кабинета. Когда я приоткрыл
дверь, — передо мной на полу сидела небольшая фигурка, отвернувшая голову. Нужно было еще угадать, кто это.